Выставка «Оттепель. На санях в открытый космос Третьяковская галерея оттепель

С 16 февраля по 11 июня 2017 г. Третьяковская галерея представляет крупнейший выставочный проект, посвященный периоду отечественной истории, обозначаемому как "эпоха оттепели". Она охватывает время с 1953 года, когда после смерти Сталина произошли первые амнистии политических заключенных, и до 1968 года, когда ввод советских танков в Чехословакию развеял иллюзии о возможности построения социализма с "человеческим лицом". Этот период — важнейший политический, социальный и культурный проект в истории СССР, одна из "великих утопий" XX века, которая осуществлялась параллельно с демократическими преобразованиями и культурными революциями в странах Западной Европы и США.

Ю.И. Пименов. Бегом через улицу. 1963. Картон, масло. Курская государственная картинная галерея им. А.А. Дейнеки

Относительно короткий промежуток времени, длившийся около 15 лет, не случайно получил громкое название "эпоха". Плотность времени, его насыщенность важнейшими событиями были невероятно высокими. Ослабление контроля государства и демократизация способов управления культурой значительно оживили творческие процессы. Сформировался стиль оттепели, представляющий собой оригинальный вариант советского модернизма 1960-х. Во многом он стимулировался научными достижениями в области космоса и атомной энергетики. Космос и атом — как самая большая и самая малая величины — определяли диапазон "вселенского" мышления шестидесятников, устремленных в будущее.

Всепроникающее ощущение создававшегося буквально на глазах великого и нового не могло не отразиться на искусстве. Все участники творческого процесса работали над поиском нового языка, способного выразить время. Раньше всего на изменение ситуации отреагировала литература. Большое значение имела реабилитация некоторых репрессированных при Сталине деятелей культуры. Советский читатель и зритель заново открыл для себя многие имена, табуированные в 1930-1940-х годах. В изобразительном искусстве появился "суровый стиль". В то же время часть художников обратилась к наследию русского авангарда, начались активные поиски в области нефигуративной изобразительности. Новый импульс развития получили архитектура и дизайн.

Настоящая выставка представляет кураторскую интерпретацию процессов, происходивших в культуре и обществе. Цель проекта не только показать достижения оттепели, продемонстрировать взрыв невероятной творческой активности, которую дала появившаяся свобода, но и артикулировать проблемы и конфликты эпохи. Экспозиция включает произведения художников, скульпторов, режиссеров, ставших свидетелями происходивших изменений в важнейших сферах жизни советского человека. Их мнения полемичны в ряде вопросов, что делает выставку объемной и полифоничной.

Экспозиция представляет собой единую инсталляцию, в которую интегрированы разные артефакты: произведения живописи и графики, скульптура, предметы быта, образцы дизайна, видеопроекции с фрагментами художественных фильмов и документальными кадрами. Выставочное пространство поделено на семь тематических разделов, демонстрирующих важнейшие феномены эпохи. Раздел "Разговор с отцом" рассматривает диалог поколений в послевоенном советском обществе. Он поддерживался двумя темами, о которых было принято молчать: правда о войне и правда о лагерях. Раздел "Лучший город Земли" раскрывает тему города как места соприкосновения приватной и публичной сфер, когда жители еще не замкнулись в маленьких квартирах перед телевизором, не ушли на кухни, как это произойдет в 1970-е.

В разделе "Международные отношения" рассматривается противостояние СССР и США, которое определяло политическую картину мира во второй половине ХХ века. Холодная война и угроза ядерного уничтожения оказали решающее влияние на культурное мышление этого времени. Две сверхдержавы соревновались не только в гонке вооружений, но и в пропаганде своего образа жизни на международных выставках и в средствах массовой информации. "Новый быт" иллюстрирует программу по созданию комфортного частного быта, когда вновь приобрел актуальность лозунг 1920-х годов "Художник — на производство". Художникам-дизайнерам была поставлена задача воспитать у граждан "правильный" вкус в противовес "мещанству", улучшить мир советского человека с помощью предметно-бытовой среды.

"Освоение" предлагает разговор о "романтике дальних странствий", о стремлении молодых людей к самоутверждению и самостоятельности, о героизации тяжелых "трудовых будней", то есть на те темы, которые использовались в пропагандистских кампаниях, сопровождавших освоение целинных земель, призывы на далекие стройки. Художники и поэты отправлялись в творческие командировки, чтобы запечатлеть молодых романтиков. "Атом — космос" демонстрирует, как массовость высшего образования и развитие научных институтов породили новых героев времени — студентов и ученых. С запуска в 1957 году "Спутника-1" космос завладел умами и стал одной из главных тем в советской культуре, затронув не только живописные или поэтические произведения, но и дизайн бытовых предметов и приборов.

В разделе "В коммунизм!" становится очевидно, как успехи в освоении космоса и научные открытия стимулировали воображение художников. В культуре 1960-х можно найти множество футуристических прогнозов, похожих на те, что делались в период первого революционного десятилетия. Эпоха оттепели была полна противоречий. Выставка в Третьяковской галерее представляет собой попытку системного исследования ее культурного наследия. Планируется, что проект станет первой частью выставочной трилогии, которая будет продолжена показом искусства 1970-х - первой половины 1980-х, так называемой эпохи застоя, а вслед за этим — времени перестройки.

К выставке подготовлено уникальное издание, посвященное эпохе советских 1950-1960-х. Книга содержит научные статьи о живописи, скульптуре, архитектуре, дизайне, моде, кино, театре, поэзии, литературе, также в ней рассматриваются вопросы социологии, политологии и философии этого времени. Проект сопровождает обширная образовательная программа, включающая лекции, кинопоказы, поэтические чтения, олимпиаду для школьников. Часть программы организована в рамках межмузейного фестиваля "Оттепель. Лицом к будущему".

В Третьяковской галерее в четверг, 16 февраля, открылась экспозиция «Оттепель». Выставка, подготовленная при участии десятков музеев, НИИ, частных коллекций и работающая до 11 июня, заставляет думать не только об эпохе 1950-1960-х, но прежде всего о времени, в котором мы живем.

Вопрос, почему вдруг к столетию краха империи сразу три важные культурные институции столицы - Музей Москвы, где выставка «Московская оттепель» открылась еще в декабре прошлого года, Третьяковка и ГМИИ им. А.С. Пушкина (там проект на эту тему стартует в марте) - подгадали масштабные выставки про оттепель, повисает в воздухе. Но вопросов здесь вообще возникает много, и это созвучно эпохе, наступившей после смерти Сталина: впервые в стране настало время, располагавшее к поиску смыслов. Страх перестал быть определяющим фоном жизни советских людей. Быстро закончившись, самый вольный и плодотворный период в истории СССР дал тем не менее достойные всходы: перестройку затеяли те, кто вырос и сформировался в годы оттепели. И даже расхождения в оценках нынешней выставки - ее можно, пожалуй, счесть слишком благостной, напоминают нам: оттепель - время задавать вопросы и искать на них самые разные ответы.

От Тютчева до Эренбурга

За исторический термин «оттепель» мы привыкли благодарить Илью Эренбурга - так он назвал свою повесть, опубликованную в 1954-м в журнале «Знамя». Но в статье об «оттепельной» литературе, написанной для каталога выставки (книга эта, представляющая подробный анализ оттепели, раскрывающая ее интриги и конфликты, достойна отдельного изучения), всплывает другой автор - . Его стихотворение «Оттепель» было написано еще в 1948-м, когда поэт вернулся из лагерей и ссылки. Первым же применил это слово к определению политического климата Федор Тютчев - после смерти Николая I. Этот факт заставляет задуматься о неминуемой смене времен года не только в природе, но и в обществе, и искать в залах Третьяковки следы небывалых холодов, после которых настала оттепель. Но их здесь почти и нет.

Абстракция и пародия

В первом же разделе, представляющем диалог юных шестидесятников с поколением родителей, - кураторы выставки (заведующий отделом новейших течений Третьяковской галереи и его коллеги Юлия Воротынцева и Анастасия Курляндцева) назвали его «Разговор с отцом» - есть две темы для рефлексии: правда о войне и сталинские репрессии. Память о репрессиях была тогда свежа - только что освободили выживших, шла массовая реабилитация: впервые в отечественной истории власть расписалась в своей неправоте.

Тему репрессий иллюстрирует «Портрет отца» Павла Никонова - белый офицер Федор Никонов десять лет провел в ссылке в Караганде. Но зритель, не найдя аннотации к картине, наверняка подумает, что отец пришел с войны. Есть еще темпера Игоря Обросова, апеллирующая к 1937 году, и портрет работы Биргера (с писателем его познакомила ). Кураторы переживают, что оттепельные художники почти не касались темы сталинского террора, поэтому визуальный ряд ограничен. С ними можно поспорить: существуют, например, тюремные рисунки Юло Соостера (его живописное «Яйцо» присутствует в другом разделе выставки). Можно еще вспомнить живопись расстрелянного - москвичи ее увидели в 1962 году на выставке в Манеже к 30-летию МОСХа, той самой, где Хрущев обругал нонконформистов, и заслуга, в частности, Павла Никонова состояла в том, что репрессированных и забытых художников там вообще показали. Эта история, видимо, не укладывается в концепцию легкой и приятной оттепели, какой ее показали нам.

Никонов и Гелий Коржев висят рядом - но оба ли герои? Как раз на выставке в Манеже и прошел водораздел: Коржев выступил против «формалистов» и независимых художников, Никонов был за. Но о Манежной выставке мы узнаем здесь только благодаря участию в исторической экспозиции студийцев абстракциониста Элия Белютина - между тем в Манеже тогда были впервые выставлены , . Да, в нынешней «Оттепели» их работы тоже участвуют - наряду с холстами учеников Белютина и представителей сурового стиля - Гелия Коржева, . Абстракции Немухина и Зверева, Вечтомова и Турецкого, работы Оскара Рабина, и Лидии Мастерковой, скульптуры Сидура, Неизвестного, Силиса показаны в одном пространстве с гигантским триптихом соцреалиста Решетникова - карикатурой на западных абстракционистов. То, что размещены эти вещи на равных, рядом, может создать у непосвященного зрителя - и создает - ошибочное впечатление, что те и другие выставлялись в годы оттепели. Но было-то совсем не так.

Пока не похолодало

По сути то, что мы видим в залах на Крымском валу, - дайджест эпохи, очередная версия почившей программы «Намедни», срез конкретного временного пласта: чем жили современники, где трудились, какие совершали открытия и победы… Такой взгляд, безусловно, имеет право на существование. Понятно, что победы тут важнее поражений - страна жила от хорошего к лучшему: «Куба рядом», великие научные открытия, дизайн интерьеров космических кораблей, трогательная живопись академика Блохинцева, кинобестселлер Ромма «Девять дней одного года» (кино оттепели представлено на выставке едва ли не полнее, чем изобразительное искусство).

Изображение: Государственная Третьяковская галерея

Жанр определил и структуру. Отталкиваясь от драматического «Разговора с отцом», мы попадаем в «Лучший город Земли», оттуда переходим к «Международным отношениям» или попадаем в «Новый быт». Потом «Освоение», «Атом - Космос», «В коммунизм!». Гагарин снова наше единственное все.

В центре экспозиции архитектор Плотников выстроил условную площадь Маяковского, которая провоцирует размышления о поэтах и поэзии (скульптурный портрет работы нельзя пропустить). Здесь много по-настоящему большого искусства. Третьяковка выиграла у Пушкинского битву за «Счетчик Гейгера» Юрия Злотникова (Юрий Савельевич, умерший несколько месяцев назад, не дожил до этого момента - между тем на выставке несколько его вещей). Есть и свой «красный угол» - выгородка с работами кинетистов, развешанных на темных стенах: Льва Нусберга, Раисы Сапгир, Франциско Инфанте. Но кажется, что фотографий больше, чем холстов. В воздухе разлито счастье. Стенограммы заседаний Союза писателей, осуждавших Пастернака и Синявского с Даниэлем, и те не нарушают романтическую картину. Дождь на полотнах

Мы знаем, чем закончится оттепель. Изящную форму, в которую облекли кураторы финал счастливой эпохи, нельзя не оценить. Это гигантское полотно карельского художника Ниеминена «Тяжбуммашевцы»: рабочие во время обеденного перерыва или перекура, один из них - с газетой в руках. В углу газетного листа отчетливо видна дата: 23 августа 1968 года. День, когда советские войска вошли в Прагу. Второе название картины - «Танки 1968». Оттепель замерзла.

Но не закончилась. Тема требует продолжения. Ее нельзя считать закрытой хотя бы потому, что впереди нас ждет, как уже сказано, еще одно исследование на оттепельную тему - выставка «Лицом к будущему», посвященная европейскому искусству 1945-1968 годов. Проект, подготовленный независимым берлинским куратором Экхартом Гилленом, знаменитым венским акционистом, а сегодня - главой Центра искусства и медиатехнологий в Карлсруэ Петером Вайбелем и Данилой Булатовым из Пушкинского музея, уже полгода путешествует по Европе. В ГМИИ он откроется в марте. Независимое советское искусство там будет представлено как часть европейского - это будет еще один взгляд на нашу оттепель. Издалека.

Масштабный межмузейный исследовательский проект "Оттепель", который показывает Третьяковская галерея на Крымском валу, создан по правилам той противоречивой эпохи, на которую возлагалось больше надежд, чем она смогла оправдать. Выставка апеллирует к современному зрителю, ищет точку опоры в прошлом, приглашает к спору о времени и о себе. Ее разделы "Разговор с отцом", "Лучший город Земли", "Международные отношения", "Новый быт", "Освоение", "Атом - космос", "В коммунизм!" выводят в открытое пространство форума. Форума условного, как театральная сцена, и не менее реального, чем площадь Маяковского, ставшая в 1960-е поэтическим клубом под открытым небом.

О новом проекте Третьяковской галереи рассказывает куратор выставки Кирилл Светляков.

Сразу три музея: Музей Москвы, Третьяковская галерея, ГМИИ им. А.С.Пушкина - делают проекты, посвященные оттепели. Какая потребность времени стоит за этим совпадением?

Кирилл Светляков: Отчасти это потребность вернуться к тем проблемам, которые "оттепель" не решила и которые не решены до сих пор. Чтобы понять, почему мы наступаем на одни и те же грабли примерно раз в четверть века. Думаю, как раз это порождает горячие споры и о той эпохе, и о ее героях, будь то Хрущев, Солженицын или Окуджава… Собственно, эти споры начались еще в 1990-е. С другой стороны, именно в той эпохе, с ее первыми полетами в космос, с первыми атомными станциями, - истоки сегодняшнего времени.

Наконец, когда ХХ век окончательно становится историей, возникают вопросы сохранения художественного наследия и его изучения. А в случае с наследием 1960-х это, кстати, вовсе не очевидно. Можно вспомнить хотя бы историю сноса старого международного терминала аэропорта Шереметьево, построенного в начале 1960-х. Его в народе называли "рюмкой", хотя вообще-то он больше напоминал "летающую тарелку".

Действующий аэропорт, вероятно, сложно сохранять в качестве архитектурного памятника…

Кирилл Светляков: Археология "оттепели" вообще оказалась сложной. Именно потому, что искусство было "легким", функциональным, часто из новых материалов. Так, например, я еще в 1990-х видел куклы спектакля "И-го-го" в музее театра Образцова. Тогда спектакль уже не шел. Это была замечательная постановка, такая феерия эпохи НТР родом из 1960-х, где действие происходит в Институте гомункулусов… Куклы были сделаны из современных материалов: латекса, пластика… Это как раз и подвело. Когда мы хотели взять персонажей спектакля на выставку, выяснилось, что их нет. Они скукожились, ссохлись, будто мумии. Но куклы хотя бы пытались сохранить, а, скажем, мебель 1960-х, лаконичная, выразительная, практически исчезла. Она была недорогая, легко разбиралась, и в итоге с ней легко расставались.

Какими временными рамками вы ограничиваете "Оттепель"?

Кирилл Светляков: Начало - это 1953, поскольку процессы реабилитации начались не с Хрущева, а гораздо раньше. После смерти Сталина их запускает Берия. Но какие-то процессы Никита Сергеевич возглавил и сделал интенсивными, какие-то инициировал сам. Понятно, что внутри партийной верхушки шла борьба. Но Хрущев не только победил на определенном этапе, он десакрализировал власть. У него был момент лицедейства, эффектной политической клоунады, как у Трампа сейчас. Очень многие вещи понимал прекрасно. Другое дело, что для политической сцены выбрал амплуа "простого парня".

Что не помешало ему санкционировать расстрел рабочих в Новочеркасске в июне 1962…

Кирилл Светляков: Мы об этом говорим, конечно, в экспликациях, но показать на выставке это сложно. Есть несколько фото в архиве ФСБ. Верхняя граница оттепели - август 1968 года, когда танки стран Варшавского договора вошли в Прагу.

Если говорить о работах художников, представленных на выставке, то чем определялся выбор?

Кирилл Светляков: Мы попытались соотнести работы художников с идеями, которые витали в воздухе. Но если в литературе, в кино оттепель связана с появлением новой интонации, новых сюжетов, новых героев (будь то Иван Денисович из повести Солженицына, ученые из романа Гранина "Иду на грозу" или учитель истории из фильма "Большая перемена"), то художники искали прежде всего новый язык. Тот, который мог бы дать представление о предельном экзистенциальном опыте, пережитом поколением отцов. Взять хотя бы Эрнста Неизвестного или Вадима Сидура, соединявших модернизм и архаику. У Николая Вечтомова, тоже воевавшего, например, появляются тревожные, странные абстрактные формы.

Естественно, они отталкивались от искусства соцреализма, который воспринимался как набор мертвых формул. Куда они могли двигаться? В сторону открытия лирического, приватного пространства - по этому пути пошли кинематографисты. А художники пытались переосмыслить опыт авангарда...

В МИФИ был легендарный хор физиков. И в приемной комиссии там сидел …хормейстер

Другой источник вдохновения - открытия ученых. Абстрактные работы Владимира Слепяна, Юрия Злотникова, Бориса Турецкого, были связаны с интересом к кибернетике. Злотников даже посещал семинары кибернетиков и разработал свою "сигнальную систему" в искусстве.

Даже тогда, когда связи с научным поиском неочевидны, мы решались проводить параллели. Так, в раздел "Атом - космос" мы включили раннюю абстракцию Эрика Булатова, и сопоставили со снимками "следов" элементарных частиц в синхрофазотроне. Булатов говорил, что не надо его абстракции к синхрофазотрону привязывать, но тем не менее. Две небольшие живописные работы Льва Крапивницкого, из коллекции Талочкина, вошли в этот же раздел. Конечно, же есть работы Франциско Инфанте, вообще - группы "Движение"…

Показываем, также иллюстрации Юло Соостера, Ильи Кабакова, которые они делали для журнала "Знание - сила". А вот, скажем, в журнале "Техника молодежи" художников не было, там рисовали …ученые.

Речь о самодеятельном искусстве?

Кирилл Светляков: Я бы говорил о движении энтузиастов, которое поддерживал журнал "Техника - молодежи". Он организовывал выставки работ, созданных учеными. Это особая субкультура. Мы, например, на выставке показываем материалы из архивов Института ядерных исследований в Дубне, музея Курчатовского института… Увлечения ученых во многом были связаны с идеей воспитания совершенного человека: ученого, интеллектуала, художника, спортсмена. В МИФИ, например, был легендарный хор физиков. И в приемной комиссии там сидел …хормейстер, как ни странно это звучит.

Поэтому так органичны в вашем проекте встречи "физиков и лириков", разных искусств - от кино до живописи, от журнальной графики до дизайна.

Кирилл Светляков: Конечно. Добавьте к этому набору лубок, и картина станет более полной. Да, в то время все были увлечены модернизмом. Но модернизм в массовой продукции легко уживался со стилизованной под фольклор продукцией, которая должна была быть доступна и понятна для масс. Ансамбль "Березка" танцует на фоне ракеты. Этот стиль "на санях в открытый космос", конечно, отсылает к сказке, ставшей былью.

Этот мотив сбывшейся сказки можно найти и в фильмах 1930-х…

Кирилл Светляков: Возможно. Кстати, первое, что видит зритель на выставке - это фильм, рисующий крестьянский рай на земле. У рая точный адрес - ВДНХ. А потом зритель входит в пространство, где на экранах - эпизоды из фильмов 1960-х. Герой Анатолия Папанова разбивает свои скульптуры в картине "Приходите завтра". Юный персонаж Олега Табакова рубит мебель в фильме "Шумный день". А в фильме "Дайте жалобную книгу" молодые архитекторы, студенты, журналисты демонтируют кафе "Одуванчик".

Пройдя через этот бунт, мы приходим к "Разговору с отцом". В фильмах оттепели это почти обязательный жанровый элемент. Показателен фильм Марлена Хуциева "Мне 20 лет", где молодой человек спрашивает отца, возникающего из тьмы минувшей войны, как ему жить. А тот, погибший давно, отвечает, что он младше сына… Сам думать должен. А после этого прощания с прошлым зритель попадает в пространство города, в центр, откуда может двигаться в любой раздел выставки, хоть в "Атом - космос", хоть "В коммунизм!".

Чтобы попасть "В коммунизм!", нужно подняться наверх, по пандусу. Там можно найти, в частности, футурологическую таблицу от фантаста Артура Кларка, который предсказывал, какие открытия ждут человечество к 2050 году. Ее печатал журнал "Техника - молодежи". Можно посмотреть, что сбылось, что еще нет.

Во времена оттепели "железный занавес" если не поднимается, то становится местами прозрачнее. Параллели с эпохой молодежной революции на западе для вас были важны?

Кирилл Светляков: У нас молодежной революции не было в 1960-х. На западе эта революция начинается с вопросов детей отцам по поводу фашизма. Вы были коллаборцинистами, вы молчали во времена Гитлера, вы лгали нам, детям, а теперь учите нас жить. Какое вы на это имеете право? У нас ситуация была другая. Авторитет фронтовиков был непререкаемым. И герой полотна Виктора Попкова примеряет шинель отца. Фактически эту же фронтовую шинель примеряет на своих героев Владимир Высоцкий.

Можно, конечно, вспомнить конфликты молодежи с бюрократами в фильмах "Карнавальная ночь" и "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен". Но это имеет отношение не к молодежной революции, а к ротации кадров. Молодежная культура создается молодыми людьми для молодых людей. У нас она появляется только во времена перестройки.;

Гости передачи «Музейные палаты» в субботу, 4 марта – генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова и куратор выставки «Оттепель» Кирилл Светляков.

Выставка «Оттепель» в Третьяковской галерее – часть большого межмузейного проекта, посвященного периоду с 1953 по 1968 год (от смерти Сталина до ввода советских войск в Чехословакию).

В экспозиции Третьяковки – около 500 экспонатов: живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство, предметы быта, архивные документы, фотографии, фрагменты фильмов. Помимо вещей из собственных фондов ГТГ здесь также работы, которые предоставили еще 23 музея и 11 частных собраний.

Третьяковка постаралась охватить все возможные сферы жизни и поделила свою экспозицию на семь частей. Первая, «Разговор с отцом» – это тема войны. От традиционного Коржева до «военных» скульптур Вадима Сидура.

Раздел «Лучший город Земли» в основном воплотился в работах Юрия Пименова (одна из которых стала и эмблемой выставки в целом).

Скульптура Олега Комова, надо полагать, призвана отразить новое строительство – в самом буквальном смысле, тех самых «хрущевок», которые ныне всё пытаются снести.

Еще один раздел – «Международные отношения». Противостояние с США, «остров свободы» – Куба, а также всевозможные фестивали.

Далее раздел «Новый быт». Сюда, помимо «Гладиолусов» Таира Салахова и «Конструкторов» Ивана Степанова поместили, например, Андрея Гончарова или таких нонконформистов как Михаил Рогинский, Борис Турецкий и Оскар Рабин. А также модельеров, эскизы тканей и чайные сервизы.

Раздел «Освоение» предполагает «романтику дальних странствий». Сюда в основном приземлились представители «сурового стиля» – Николай Андронов, Виктор Попков…

Раздел «Атом и космос» посвящен, понятно, развитию науки. Над «Космонавтом» Эрнста Неизвестного тут висит макет первого спутника в натуральную величину.

Предъявлен публике и «микрорадиоприемник» середины 60-х. Размером вся коробочка – с пачку сигарет.

Каким-то образом именно сюда поместили и абстрактную живопись – в подраздел «НТР и абстракция». Действительно, авторы нового для СССР течения (как Юрий Злотников, Леонид Кропивницкий, Борис Турецкий, Александр Панкин) иной раз давали своим работам – возможно, из осторожности – и такие названия, как «Счетчик Гейгера» или «Синхрофазотрон».

Ну, а главным «оттепельным» течением в живописи тут представлена студия «Новая реальность» Элия Белютина. Вот и собственно белютинская работа – «Похороны Ленина». Кажется, это уже раздел «В коммунизм!» - где среди прочего можно посмотреть и фрагменты записи выступления Хрущева на съезде.

Выставка проходит в здании ГТГ на Крымском валу и продлится до середины июня.

Ну, а кроме того, выставка «Московская оттепель » проходит сейчас в Музее Москвы. Ожидается также участие в программе ГМИИ им. Пушкина и центра «Гараж».

В Третьяковской галерее на Крымском Валу открывается выставка "Оттепель" — одно из трех главных событий в программе всемосковского фестиваля "Оттепель: лицом к будущему". Фестиваль прекрасно показывает, о каком прошлом и будущем в прошедшем ностальгирует Москва и почему праздновать оттепель удобнее, чем революцию

Свежие краски и пышные юбки — платья новых москвичек расцветают гладиолусами на картинах Юрия Пименова, авангардиста 1920-х, оттаявшего и зацветшего вновь в 1960-е. "Конструкторы" Ивана Степанова встали за кульманы и проектируют города, растущие компактными конструктивистскими блоками на сервизе, сделанном по форме Анны Лепорской, ученицы Малевича: почти что супрематический фарфор, но с золотыми каемочками — не все излишества были преодолены к 1967-му. В витринах лучшего города Земли отражаются модницы, одетые их ровесником — молодым модельером Вячеславом Зайцевым. И обнаженные Адам и Ева, покинув советский рай, летят этакими стругацкими "прогрессорами" сквозь космическую пустоту, протягивая руки с солнцами мирного атома — "Тебе, человечество!", как называлось грандиозное в своих размерах и комсомольской наивности панно Таира Салахова.

Не стоит думать, что кураторская группа Третьяковской галереи под руководством Кирилла Светлякова включила очередной марш энтузиастов на полную громкость. На выставке есть и "возвращение отцов", причем у зрителя не остается сомнений, что "Отец" Павла Никонова вернулся не только с фронта, но и из лагеря. И память о войне и ГУЛАГе — с расчеловеченным героем скульпторов-фронтовиков, Вадима Сидура и Эрнста Неизвестного, и формулой скорби — разорванным блокадным кольцом — Константина Симуна. И диссидентство, и противостояние "сурового стиля" и не менее сурового андерграунда, разделившее мир искусства на официальный и неофициальный, хотя границы между обоими во многих случаях были нечетки и проходили по живому. К третьяковской выставке выпустят превосходный каталог, куда, помимо статей по истории оттепельного искусства, архитектуры и дизайна, включены эссе Мариэтты Чудаковой — об оттепельной прозе, Андрея Плахова — об оттепельном кино, Александра Маркова — о неомарксизме Ильенкова и Мамардашвили, а также множество исторических, социологических и антропологических очерков. Эта книга как бы вбирает в себя все смыслы фестиваля.

Хронологические границы оттепели на фестивале определены широко — 1953-1968 годы, от смерти Сталина до ввода советских войск в Чехословакию. Что, конечно, не совпадает с границами оттепели ни в политической истории — от XX съезда до возобновления практики публичных политических процессов над инакомыслящими, прежде всего творческой интеллигенцией, ни в истории искусства, где оттепельным началом принято считать VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, а концом — хрущевский погром в Манеже. Но в контексте истории культуры, а все три выставки так или иначе имеют в виду такой контекст, датировку можно считать справедливой — от первых ласточек до последних отголосков.

Первой открылась выставка в Музее Москвы, и, как все, к чему имеет отношение куратор Александра Селиванова, "Московская оттепель: 1953-1968" — проект исключительного качества. Духовная и материальная культура оттепели — архитектура, дизайн, мода, кино, музыка, литература, искусство — описана с помощью общих понятий, в которых словно бы сходятся формальный, историко-культурный и социологический подходы: "решетка", "капсула", "новое", "ритм", "мобильность", "прозрачность", "синтез", "органика", "пустота". Скажем, "решетка" — структурный принцип модернизма, предполагающий "утрату середины", равномерность и равноценность, стандартизацию и воспроизводимость,— являет себя и в фасадах блочных многоэтажек, и в полосато-клетчатых узорах ткани для платья, и в расчерченной на ровные квадратики абстракции "Кафельного пола" Михаила Рогинского. Кажется, почти все из предложенных кураторской командой выставки оттепельных "общих понятий" на самом деле — лишь половинки вельфлинианских бинарных оппозиций, ну а их пары, как и положено, остались в предыдущей эпохе. Фигурой умолчания из прошлого при той же "решетке" должна бы быть "пирамида" со всеми ее иерархическими имперскими ценностями, воплощением которых стали сталинские высотки. И, несомненно, что оттепельная половина бинарных оппозиций отмечена знаком "плюс" во всех — эстетических и этических — смыслах.

Последней откроется выставка "Лицом к будущему: искусство Европы 1945-1968" в ГМИИ имени Пушкина, подверстанная к оттепельному фестивалю, но изначально никакой оттепели в виду не имевшая. Идеологом проекта выступил директор ZKM (Центр искусства и медиатехнологий в Карлсруэ), художник и куратор Петер Вайбель: его выставка, уже показанная в Брюсселе и Карлсруэ, посвящена Европе как единому художественному пространству, чье единство в период между окончанием Втором мировой войны и революциями 1968-го обеспечено общей военной травмой. Из советского искусства на вайбелевской выставке, за небольшим исключением, не было ничего официозного — преобладало полузапретное и андерграундное, и оно вырастает не благодаря оттепельной либерализации, как принято считать у нас, а скорее вопреки коммунистическому режиму. Что такое советская оттепель, на вайбелевской выставке очень хорошо видно по работам венгров, чехов и им сочувствующих, посвященных 1956-му и 1968-му. Они же, впрочем, показывают, насколько прочная советская государственная и культурно-идеологическая граница проходила по якобы единой послевоенной Европе. Но кураторы ГМИИ должны адаптировать московскую версию выставки к фестивалю, и акценты, несомненно, сместятся.

Александр Дейнека. Эскиз мозаики "Мирные стройки", 1959 год. "Лицом к будущему: искусство Европы 1945-1968" в ГМИИ имени Пушкина

Этот всемосковский фестиваль оттепели удачно пришелся на 2017 год — год 60-летия VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, с какого, по крайней мере в истории искусства, в полную силу началось оттепельное потепление, и какой, в свою очередь, удачно совпал с другим юбилеем — 40-летием, как тогда говорилось, Великого Октября. Всемирные фестивали стали проводиться вскоре после окончания Второй мировой по инициативе пары прокоммунистических международных молодежных организаций, в годы холодной войны заботливо опекавшихся СССР. Фестивали, за исключением двух — в Вене и в Хельсинки, да и то, видимо, по причине близости к большому советскому брату,— не делались в западных капстранах — это был праздник для стран Варшавского договора, Латинской Америки и Африки, тех, где, по меньшей мере в официальной риторике, победа Великого Октября расценивалось как событие планетарного масштаба.

Московский фестиваль 1957 года оказался самым массовым в истории, собрав — в закрытой стране — 34 тыс. участников из 131 государства. Молодежный фестиваль в Москве устроили еще раз — в 1985-м, но его как-то не принято связывать с зарей перестройки — скорее, напротив, с закатом застоя. И вот — о чудо! — в этом году фестиваль, XIX по счету, опять возвращается в лучший город Земли: в середине октября состоится праздничный парад делегатов в Москве, затем всемирная молодежь переместится в Сочи. И не приходится сомневаться, что в октябре 2017-го в Москве "под эгидой Росмолодежи" новые комсомольцы-интернационалисты будут праздновать 60-летие того легендарного московского фестиваля, но никак не 100-летие другой красной даты российской и всемирной истории.

Что интересно, "таинственная страсть" к оттепели, охватившая в последние годы московский креативный класс, или, как сказали бы некогда, творческую интеллигенцию, невольно попадает в общую волну ностальгии по советскому, переживаемую народом, партией, правительством и чуть ли не церковью. И именно оттепель — в отличие от сталинского террора или брежневского застоя, а ностальгирующих по тому и другому тоже предостаточно — становится предметом всеобщего консенсуса: хорошее было время, пусть и сложное. Вообще-то сверхзадачей хорошего времени, идущей как сверху, так и снизу, была реабилитация революции, но, как ни странно, революция — то, с чего, собственно, и началось советское, ностальгией к которому все, кто абстрактно, а кто вполне конкретно, так воспылали,— предметом общественного консенсуса отнюдь не является. Конечно, все московские музеи сделают какую-нибудь выставку к 100-летию 1917-го — ведь с революции, в конце концов, начинается советский авангард, главный экспортный бренд отечественного искусства, который оттепель, между прочим, так и не смогла реабилитировать. Но трудно представить себе, чтобы они с таким энтузиазмом объединились в фестивале "Революция: лицом к будущему".

Удивительно хороши и тонки тексты к "оттепельным" выставкам — в экспликациях и каталогах. В них без иллюзий проанализированы, что называется, конфликты и противоречия эпохи: компромиссность десталинизации и половинчатость реформ, скомпенсированные первой радостью от обещанного, но так и не случившегося потребительского изобилия; двоемыслие и вынужденное сотрудничество с властью, замаскированное под осознанную необходимость; свобода, подавляющим большинством обменянная на идеологическую опеку, социальную защищенность и относительное равенство без братства, то есть на благополучие, как его тогда — после стольких лет сталинской закалки и перековки — понимали. И хотя никто как будто бы не питает никаких иллюзий относительно оттепели, это межмузейное празднование 1957 года, в некотором роде замещающее празднование года 1917-го, многое говорит о нашем времени. Когда так хочется подставить лицо июльскому дождю — и, не дай бог, ветер, ветер, на всем божьем свете.

«Московская оттепель: 1953-1968». Музей Москвы, до 31 марта

«Оттепель». Третьяковская галерея на Крымском Валу, 14 февраля — 11 июня

«Лицом к будущему: искусство Европы 1945-1968». ГМИИ имени Пушкина, 7 марта — 21 мая